В августе или в сентябре 1945 года я прибыл со своей подвижной лабораторией на шасси ГАЗ-ААА из Тукумса в Ригу. Рига, где я последний раз был 13 октября 1944 года (день освобождения столицы), произвела на меня благоприятное впечатление. Я попал в распоряжение бывшего армейского эпидемиолога Первой ударной армии Константина Георгиевича Попова, назначенного начальником окружного Санитарно-эпидемиологического отряда № 163 Прибалтийского военного округа. Ко мне Попов относился всегда неплохо, принял меня доброжелательно, познакомил с начальником эпидемиологического отдела подполковником медслужбы Борисом Николаевичем Кулаковым и сотрудниками, с которыми мне предстояло работать. Попов назначил меня старшим эпидемиологом эпидотдела.

Служба у меня шла довольно успешно. Работу свою я любил, несмотря на частые и продолжительные командировки в Литву, Латвию, Калининградскую область. Результатом этих командировок, связанных, как правило, с ликвидацией эпидемий в войсках и среди населения, были научные статьи или хорошие доклады на научной конференции или служебном совещании. Меня ставили в пример, а начальство, я чувствовал, даже благоволило и потакало мне в большей мере, чем я этого заслуживал. Особенно хорошие отношения, которые переросли затем в дружбу, сложились у меня с новым начальником СЭО-163 Александром Александровичем Часовниковым.

Я, кроме того, был уполномоченным Военно-медицинского управления Прибалтийского военного округа и представителем Минздрава Литовской ССР по борьбе с сыпным тифом в Литве. Припоминается, что в то время особенно много хлопот и работы мне досталось в лагере военнопленных немцев в крепостных бастионах Каунаса, где произошла вспышка сыпного тифа. Здесь я впервые познакомился с немецкой дисциплиной и порядком, чёткостью выполнения указаний старшего, где слово "яволь!" и щёлканье каблуком с приставлением руки к козырьку являлись основным атрибутом моего общения с военнопленными. Возникший в лагере сыпной тиф мы быстро локализовали, а потом и ликвидировали.